Ни одна философская проблема не обладает столь большой социальной и политической значимостью как проблема свободы.

Свобода - одна из основных философских категорий, характеризующих сущность человека и его существование, состоящие в возможности личности мыслить и поступать в соответствии со своими представлениями и желаниями, а не вследствие внутреннего или внешнего принуждения.

Для личности обладание свободой - это исторический, социальный и нравственный императив, критерий ее индивидуальности и уровня развития общества.

Выделяют несколько моделей взаимоотношений человека и общества по поводу свободы.

Во-первых, это отношения борьбы за свободу, когда человек вступает в открытый и часто непримиримый конфликт с обществом, добиваясь своих целей любой ценой. Но это трудный и опасный путь, чреватый тем, что человек может утратить все другие человеческие качества и, ввязавшись в борьбу за свободу, попасть в еще худшее рабство. Во-вторых, это бегство от мира, так называемое эскапистское поведение, когда человек бежит в монастырь в скит, в себя, в свой “мир”, чтобы там обрести способ свободной самореализации. В-третьих, чаще всего, человек адаптируется к миру, жертвуя в чем-то своим стремлением обрести свободу, идя в добровольное подчинение, чтобы обрести новый уровень свободы в модифицированной форме.

В истории развития общества понятие “свобода” всегда рассматривалось в соотношении с необходимостью, которая воспринимается в виде судьбы, рока, предопределения, повелевающих поступками человека и отрицающих свободу его воли.

Решение антиномии “свобода и необходимость” в истории философии зависело от того, к какой концепции тяготели те или иные философы – волюнтаризма или фатализма. Волюнтаризм рассматривает волю, как высшее начало бытия над другими проявлениями духовной жизни человека. Фатализм отражает свободную волю, рассматривая весь ход жизни человека, каждый его поступок, как реализацию неотвратимой судьбы, рока, как предопределение некой сверхъестественной силы, исключающую свободу выбора и случайность. Наиболее выразительное воплощение позиция фатализма нашла в латинской поговорке Fata volentem decunt nolentem trahunt (“судьба направляет того, кто ее принимает, и тащит того, кто ей сопротивляется”).

Исторически, категории необходимость и случайность возникли как следствие размышления человека о судьбе, божественном провидении, свободе воли, о предопределенности или стихийности всего человеческого бытия.

Существует разное понимание необходимости и случайности. Одни считают, что “чему быть, того не миновать”, т.е. в жизни все предопределено судьбой, богом или всей системой взаимодействующих явлений. С позиций детерминизма случайность трактуется как субъективное понятие, при помощи которого мы обозначаем то, причины чего пока еще не знаем. Как только мы узнаем причину явления, оно перестает быть случайным. Однако та случайность, причина которой познана, не перестает от этого быть случайной, наличие причины необязательно связано с необходимостью. Все события, так или иначе, причинно обусловлены, но это не значит, что случайности нет. Наиболее ярко детерминизм сформулирован у Лапласа – возможно в одной математической формуле выразить все параметры, характеризующие мгновенное состояние всех частей природы и всех сил, все прошлые состояния мира и предсказать любые события на все грядущие времена. Другие утверждают, что все на свете – дело случая и нужно вверить ему свою судьбу.

Диалектическому синтезу необходимости и свободы предшествовало исторически нараставшее в своей интенсивности осознание их предельной противоположности. Научной почвой этого осознания были огромные успехи механистического детерминизма — сначала в учении о природе, а затем и в антропологии — в учении о человеке.

В XVII в. в европейской науке стала складываться новая антропология и новая этика, овеянная духом натурализма и механистического материализма, она опиралась на близкую к стоицизму идею о свободе как о сознательно исполняемой необходимости. Уже Фрэнсис Бэкон условием покорения природы и победы над природой объявил “повиновение” ей. Но Бэкон был еще далек от универсальности и односторонности механистического детерминизма.